Мне приснился кошмар. Но не ведьмы, и не вурдалаки. Я подушку кусал, одеяло во сне чуть не сгрыз. Мне приснилось, что все мы отныне – собаки. То ли высшая воля свершилась, а то ли каприз.
И теперь наш собрат всякой масти, от белой до черной, Поливает углы и легко переходит на лай, И живем мы теперь в образцовой большой живодерне, Как туземцы, которых увидел Миклухо Маклай.
По породе и жизнь: беспородный – считай, неудачник. С родословной – похлебка с костями и спать в нумера. А которые просто собаки – тех в общий собачник. Раз, два, три... Раз, два, три... Раз, два, три... На троих конура.
Разделились на догов-бульдогов. И мелочь живая. Кроме белых болонок к себе никого не пустив, В окруженье легавых московская сторожевая С доберманами, глядь, уплетает мясцо без кости.
И совет кобелей (и такой был – а как же иначе!) Огласил: «В мыловарню, кто тявкнет не в такт и не в тон! А кто нюхать горазд – то не ваше, мол, дело собачье. Ваше дело – служи. И почаще, почаще хвостом!».
Я во сне был большой и горластой дворовой собакой И облаял за это холеных дворцовых борзых. И когда началась в подворотне неравная драка, Кобелина легавый мне сбоку ударил под дых.
Укусила меня ниже пояса злобная шавка, В тон завыл по-шакальи трясучий карманный терьер. Изодрали в клочки – из меня никогда не получится шапка, От того, может быть, и заперли в отдельный вольер.
Заблажили, завыли: «Сбесился!.. Сбесился!.. Сбесился! Порешайте скорей с этим диким не нашенским псом! В самый строгий ошейник его, чтобы сам удавился!» Я хотел уже было. Да вовремя кончился сон. Александр Новиков
Я подушку кусал, одеяло во сне чуть не сгрыз.
Мне приснилось, что все мы отныне – собаки.
То ли высшая воля свершилась, а то ли каприз.
И теперь наш собрат всякой масти, от белой до черной,
Поливает углы и легко переходит на лай,
И живем мы теперь в образцовой большой живодерне,
Как туземцы, которых увидел Миклухо Маклай.
По породе и жизнь: беспородный – считай, неудачник.
С родословной – похлебка с костями и спать в нумера.
А которые просто собаки – тех в общий собачник.
Раз, два, три... Раз, два, три... Раз, два, три... На троих конура.
Разделились на догов-бульдогов. И мелочь живая.
Кроме белых болонок к себе никого не пустив,
В окруженье легавых московская сторожевая
С доберманами, глядь, уплетает мясцо без кости.
И совет кобелей (и такой был – а как же иначе!)
Огласил: «В мыловарню, кто тявкнет не в такт и не в тон!
А кто нюхать горазд – то не ваше, мол, дело собачье.
Ваше дело – служи. И почаще, почаще хвостом!».
Я во сне был большой и горластой дворовой собакой
И облаял за это холеных дворцовых борзых.
И когда началась в подворотне неравная драка,
Кобелина легавый мне сбоку ударил под дых.
Укусила меня ниже пояса злобная шавка,
В тон завыл по-шакальи трясучий карманный терьер.
Изодрали в клочки – из меня никогда не получится шапка,
От того, может быть, и заперли в отдельный вольер.
Заблажили, завыли: «Сбесился!.. Сбесился!.. Сбесился!
Порешайте скорей с этим диким не нашенским псом!
В самый строгий ошейник его, чтобы сам удавился!»
Я хотел уже было. Да вовремя кончился сон.
Александр Новиков