Проект Андрея Филиппова «Пила» (2006) был задуман еще на рубеже 1980-х – 1990-х годов, когда рухнула Берлинская стена. Это событие положило конец политическому и экономическому противостоянию Запада и Востока и одновременно – и, возможно, именно поэтому - открыло путь разговору о (якобы) нередуцируемых культурных различиях Востока и Запада. В начале нового тысячелетия мы говорим уже о религиозном конфликте между ними – только слово «Восток» стало в первую очередь вызывать ассоциации не с восточной частью Европы, но с исламским миром, а противостояние – казаться иррациональным. У Филиппова огромная пила, взрезающая земную поверхность изнутри, есть образ неумолимого рока, наносящего человечеству раны, подобные геологическим разломам. Только рок этот разит не сверху, откуда его привыкли ждать, а из самых глубин, оттуда, где находятся «корни» - опасное понятие, приводящее к политическим землетрясениям.
Когда Филиппов задумывал эту работу, он имел в виду прежде всего схизму западной и восточной церквей и раскол Римской империи в IV веке. Но за то время, что проект оставался нереализованным (в 1990-е годы Россия не была готова к этому ни финансово, ни психологически), оказалось, что все «горячие точки» Европы и Средиземноморья располагаются как раз на границе Западной и Восточной Римской империй - Балканы, Кавказ, Палестина... Другой исторический границей – не столь кровавой – была первоначальная граница Священной Римской империи Отонов, и приблизительно по ее линии (которая скоро стала совершенно фиктивной и нерелевантной) прошла через десяток веков экономическая граница между коммунистической и капиталистической Европой.
Филиппов не впервые делает работу, которая может восприниматься как историческое пророчество. Он стал думать об исчезнувшей империи Византии задолго до того, как ее судьбу разделил Советский Союз, а двуглавые орлы – такой же узнаваемый мотив его творчества, как и очертания кремлевской стены по краю пилы – появились на его картинах и инсталляциях раньше, чем на гербе новой России.
Художник не случайно всегда интересовался культурными и цивилизационными расколами: он принадлежал к младшему поколению московских концептуалистов, которые выросли за Железным занавесом. Раскол проходил внутри самого художника в России – ориентированного на «западные стандарты», но могущего черпать энергию только в своей «русской идентичности». Филиппов был одним из немногих, кто подвергал сомнению идеологические основы самого Запада, историзируя его – в последние годы СССР он писал картины об имперском Риме и его ритуалах.
Этот подход весьма к месту сегодня. Противостояние между Западом и Востоком, будь то коммунистический Варшавский блок или, теперь, исламский мир, обычно интерпретируется как противостояние прагматизма и здравого смысла, с одной стороны, и того, что называют «фанатизмом», с другой. На одной чаше весов оказывается жизнь как потребление, на другой – жизнь как готовность присягнуть идее. Известнейшая инсталляция Филиппова «Тайная вечеря», в которой на столе, накрытом для ужина, около тарелок вместо ножей и вилок лежат серпы и молоты, в 1989 году, когда она была сделана, воспринималась как издевка над страной, где людей кормили одной идеологией. Сегодня в ней скорее видится реквием по европейскому революционному аскетизму, по тому исчезнувшему противовесу консюмеризму, который и сдерживал страшный мах исторической пилы.
Сейчас эта пила вырвалась на поверхность. Чем больше проходит времени с 1989 года, тем больше кажется, что Западу – к которому теперь принадлежит вся Европа, не исключая и Россию – не стоило бы отдавать своим противникам эту готовность поставить идею выше довольства жизнью. Во всяком случае, художник-концептуалист – художник идей по определению – так думать не может. Тем более Филиппов, который все больше вырисовывается сейчас как уникальный для России художник, способный создавать по-настоящему грандиозные (а это значит – немного пугающие) символы времени. Ставя монумент, он умеет ставить вопрос.
Так я на это сразу и обратила внимание, проезжая мимо...и долго еще в Греции "пытала" своих родственников, специально съездила к музею, чтобы сфотографировать и тд и тп :)))
Спасибо за визит и отклик, Александр....возможно, Вы и правы... В 2010 г. мне экскурсовод в Греции сказал, что это символ дружбы Москвы и Салоники ...., но если посмотреть на картины А. Филиппова с этой пилой , то поймешь, что речь как раз и не о дружбе....
Проект Андрея Филиппова «Пила» (2006) был задуман еще на рубеже 1980-х – 1990-х годов, когда рухнула Берлинская стена. Это событие положило конец политическому и экономическому противостоянию Запада и Востока и одновременно – и, возможно, именно поэтому - открыло путь разговору о (якобы) нередуцируемых культурных различиях Востока и Запада. В начале нового тысячелетия мы говорим уже о религиозном конфликте между ними – только слово «Восток» стало в первую очередь вызывать ассоциации не с восточной частью Европы, но с исламским миром, а противостояние – казаться иррациональным. У Филиппова огромная пила, взрезающая земную поверхность изнутри, есть образ неумолимого рока, наносящего человечеству раны, подобные геологическим разломам. Только рок этот разит не сверху, откуда его привыкли ждать, а из самых глубин, оттуда, где находятся «корни» - опасное понятие, приводящее к политическим землетрясениям.
Когда Филиппов задумывал эту работу, он имел в виду прежде всего схизму западной и восточной церквей и раскол Римской империи в IV веке. Но за то время, что проект оставался нереализованным (в 1990-е годы Россия не была готова к этому ни финансово, ни психологически), оказалось, что все «горячие точки» Европы и Средиземноморья располагаются как раз на границе Западной и Восточной Римской империй - Балканы, Кавказ, Палестина... Другой исторический границей – не столь кровавой – была первоначальная граница Священной Римской империи Отонов, и приблизительно по ее линии (которая скоро стала совершенно фиктивной и нерелевантной) прошла через десяток веков экономическая граница между коммунистической и капиталистической Европой.
Филиппов не впервые делает работу, которая может восприниматься как историческое пророчество. Он стал думать об исчезнувшей империи Византии задолго до того, как ее судьбу разделил Советский Союз, а двуглавые орлы – такой же узнаваемый мотив его творчества, как и очертания кремлевской стены по краю пилы – появились на его картинах и инсталляциях раньше, чем на гербе новой России.
Художник не случайно всегда интересовался культурными и цивилизационными расколами: он принадлежал к младшему поколению московских концептуалистов, которые выросли за Железным занавесом. Раскол проходил внутри самого художника в России – ориентированного на «западные стандарты», но могущего черпать энергию только в своей «русской идентичности». Филиппов был одним из немногих, кто подвергал сомнению идеологические основы самого Запада, историзируя его – в последние годы СССР он писал картины об имперском Риме и его ритуалах.
Этот подход весьма к месту сегодня. Противостояние между Западом и Востоком, будь то коммунистический Варшавский блок или, теперь, исламский мир, обычно интерпретируется как противостояние прагматизма и здравого смысла, с одной стороны, и того, что называют «фанатизмом», с другой. На одной чаше весов оказывается жизнь как потребление, на другой – жизнь как готовность присягнуть идее. Известнейшая инсталляция Филиппова «Тайная вечеря», в которой на столе, накрытом для ужина, около тарелок вместо ножей и вилок лежат серпы и молоты, в 1989 году, когда она была сделана, воспринималась как издевка над страной, где людей кормили одной идеологией. Сегодня в ней скорее видится реквием по европейскому революционному аскетизму, по тому исчезнувшему противовесу консюмеризму, который и сдерживал страшный мах исторической пилы.
Сейчас эта пила вырвалась на поверхность. Чем больше проходит времени с 1989 года, тем больше кажется, что Западу – к которому теперь принадлежит вся Европа, не исключая и Россию – не стоило бы отдавать своим противникам эту готовность поставить идею выше довольства жизнью. Во всяком случае, художник-концептуалист – художник идей по определению – так думать не может. Тем более Филиппов, который все больше вырисовывается сейчас как уникальный для России художник, способный создавать по-настоящему грандиозные (а это значит – немного пугающие) символы времени. Ставя монумент, он умеет ставить вопрос.